Есть на свете люди хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые своего брата не стыдятся.
К таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой, взяли её эти люди, выкормили и над работой заморили: она и ткёт, она и прядёт, она и прибирает, она и за всё отвечает.
А были у её хозяйки три дочери. Старшая звалась Одноглазка, средняя — Двуглазка, а меньшая — Триглазка.
Дочери только и знали, что у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала: их и обшивала, для них пряла и ткала — и слова доброго никогда не слыхала.
Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать.
— Коровушка-матушка! Меня бьют-журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню мне велено пять пудов напрясть, наткать, побелить и в трубы покатать.
А коровушка ей в ответ:
— Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь — всё будет сработано.
Так и сбывалось. Влезет Хаврошечка коровушке в одно ушко, вылезет из другого — всё готово: и наткано, и побелено, и в трубы покатано.
Отнесёт она холсты к хозяйке. Та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а Крошечке-Хаврошечке ещё больше работы задаст.
Хаврошечка опять придёт к коровушке, обнимет её, погладит, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмёт, принесёт хозяйке.
Вот хозяйка позвала свою дочь Одноглазку и говорит ей:
— Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает: и ткёт, и прядёт, и в трубы катает?
Пошла Одноглазка с Хаврошечкой в лес, пошла с нею в поле, да забыла матушкино приказание, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке. А Хаврошечка приговаривает:
— Спи, глазок, спи глазок!
Глазок у Одноглазки и заснул. Пока Одноглазка спала, коровушка всё наткала, и побелила, и в трубы скатала.
Так ничего хозяйка не дозналась и послала вторую дочь — Двуглазку:
— Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает.
Двуглазка пошла с Хаврошечкой, забыла матушкино приказание, на солнышке распеклась, на травушке разлеглась. А Хаврошечка баюкает:
— Спи, глазок, спи, другой!
Двуглазка глаза и смежила. Коровушка наткала, побелила, в трубы накатала, а Двуглазка всё спала.
Старуха рассердилась и на третий день послала третью дочь — Триглазку, а сироте ещё больше работы задала.
Триглазка попрыгала, попрыгала, на солнышке разморилась и на травушку упала.
Хаврошечка поёт:
— Спи, глазок, спи, другой!
А о третьем глазке и забыла.
Два глаза у Триглазки заснули, а третий глядит и всё видит: как Хаврошечка корове в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала.
Триглазка вернулась домой и матери всё рассказала.
Старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:
— Режь рябую корову!
Старик и так и сяк:
— Что ты, старуха, в уме ли! Корова молодая, хорошая!
— Режь, да и только!
Делать нечего. Стал точить старик ножик. Хаврошечка про это спознала, в поле побежала, обняла рябую коровушку и говорит:
— Коровушка-матушка! Тебя резать хотят.
А коровушка ей отвечает:
— А ты, красная девица, моего мяса не ешь, а косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их схорони и никогда меня не забывай: каждое утро косточки водою поливай.
Старик зарезал коровушку. Хаврошечка всё сделала, что коровушка ей завещала: голодом голодала, мяса её в рот не брала, косточки её зарыла и каждый день в саду поливала.
И выросла из них яблонька, да какая! Яблочки на ней висят наливные, листья шумят золотые, веточки гнутся серебряные. Кто ни едет мимо — останавливается, кто проходит близко — заглядывается.
Много ли времени прошло, мало ли, — Одноглазка, Двуглазка и Триглазка гуляли раз по саду. На ту пору ехал мимо сильный человек — богатый, кудреватый, молодой. Увидел в саду наливные яблочки, стал затрагивать девушек:
— Девицы-красавицы, которая из вас мне яблочко поднесёт, та за меня замуж пойдёт.
Три сестры и бросились одна перед другой к яблоне.
А яблочки-то висели низко, под руками были, а тут поднялись высоко, далеко над головами.
Сёстры хотели их сбить — листья глаза засыпают, хотели сорвать — сучки косы расплетают. Как ни бились, ни метались — руки изодрали, а достать не могли.
Подошла Хаврошечка — веточки к ней приклонились и яблочки к ней опустились. Угостила она того сильного человека, и он на ней женился. И стала она в добре поживать, лиха не знать.
Источник: В обработке А.Н. Толстого.
В некотором царстве жил царь с царицей, и не было у них детей. Сколько ни горевали, сколько знахарей ни звали — нет и нет у них детей.
Раз приходит к ним бабушка-задворенка.
— Пустите, — говорит, — невода в море, выловится рыбка — золотое перо. Сварите её в семи водах, пусть царица поест, тогда и понесёт.
Царь велел сплести невода, спустить в море, выловить рыбку — золотое перо. Рыбаки опустили невода в синее море — в первый раз ничего не попалось; опустили в третий и выловили рыбку — золотое перо.
Взяли её и принесли к царю. Он наградил рыбаков и приказал рыбку отнести в поварню, сварить в семи водах и подать царице. Повара рыбку вычистили, вымыли, сварили, а помои на двор выплеснули. Проходила мимо корова, помои полизала. Девка-чернавка положила рыбку на блюдо — отнести царице — да дорогой оторвала золотое перышко и попробовала. А царица рыбку съела.
И все три понесли в один день, в один час: корова, девка-чернавка и царица. И разрешились они в одно время тремя сыновьями: у царицы родился Иван-царевич, у девки-чернавки Иван — девкин сын; и корова родила человека, назвали его Иван — коровий сын.
Ребята уродились в одно лицо, голос в голос, волос в волос. Растут они не по дням, а по часам, как тесто на опаре поднимается, так и они растут.
Долго ли, коротко ли, стало им годков по десяти. Стали они с ребятами гулять, шутить шутки нехорошие. Какого парня возьмут за руку — рука прочь, возьмут за голову — голова прочь. Стал добрый народ на них жаловаться.
Вот Иван — коровий сын и говорит братьям:
— Чем нам у батюшки-царя жить, народ смущать, поедем лучше в чужие края.
Иван-царевич, Иван — девкин сын и Иван — коровий сын пришли к царю и просят, чтобы велел он сковать им три железные палицы и дал бы им благословеньице — ехать в чужие края, искать себе поединщиков.
Царь приказал сковать три железные палицы. Кузнецы неделю ковали, сделали три палицы; никто их за один конец приподнять не может, а Иван-царевич, Иван — девкин сын и Иван — коровий сын их между пальцами поворачивают, словно перо гусиное.
Вышли братья на широкий двор.
— Ну, братаны, — говорит Иван-царевич, — давайте силу пробовать, кому быть набольшим. Кто выше палицу забросит, тот и больший брат.
— Ладно, бросай ты первый.
Иван-царевич бросил, улетела палица высоко, едва видать, через час только назад упала. После него бросил Иван — девкин сын, улетела палица ещё выше, совсем не видать, через два часа назад упала. А Иван — коровий сын стал бросать палицу, улетела она за облако, назад упала через три часа.
— Ну, Иван — коровий сын, быть тебе большим братом.
Оседлали братья коней, попросили у батюшки благословеньице и поехали в чистое поле — куда глаза глядят.
Ехали они по горам, по долам, по зелёным лугам, долго ли, коротко ли, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — подъезжают они к реке Смородине. Через реку стоит калиновый мост, по берегам кости человеческие валяются, по колено будет навалено.
Увидали братья избушку, вошли в неё — пустёхонька, и вздумали тут остановиться. Коней расседлали, сами поели, попили. Пришло дело к вечеру, Иван — коровий сын говорит братьям:
— Давайте каждую ночь поочередно ходить в дозор, не будет ли кто проезжать по этому мосту.
Бросили жребий: в первую ночь досталось идти в дозор Ивану-царевичу, во вторую ночь Ивану — девкину сыну, в третью Ивану — коровьему сыну.
Иван-царевич обулся, оделся и пошёл в дозор на реку Смородину, на калиновый мост. Походил, походил да и заснул. А Ивану — коровьему сыну в избушке не спится, в головах подушечка вертится. Встал он, обулся, оделся, взял палицу и пошел на мост. А там Иван-царевич спит. Взял его Иван — коровий сын под плечи и снёс под мост, а сам стал караулить.
Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались, мост загудел — выезжает чудо-юдо змей шестиглавый; под ним конь споткнулся, чёрный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
Говорит им чудо-юдо:
— Что ты, волчья сыть, спотыкаешься? Ты воронье перо, трепещешься? А ты, песья шерсть, ощетинилась? Слышите друга аль недруга?
— Слышим недруга.
— Врёшь! Нет мне во всем свете ни спорщика, ни наговорщика, есть один только Иван — коровий сын. Так его костей сюда и ворон не занашивал, не только ему самому быть.
Тут Иван — коровий сын выскочил из-под моста:
— Я здесь!
Чудо-юдо его спрашивает:
— Зачем приехал, Иван — коровий сын? Сватать моих сестёр али дочерей?
— Ох ты, чудо-юдо змей шестиглавый, в поле съезжаться — роднёй не считаться. Давай поспорим!
Вот они сошлись, поравнялись, жестоко ударились.
Чуду-юду не посчастливилось: Иван — коровий сын с одного размаху снёс ему три головы.
— Стой, Иван — коровий сын, дай мне роздыху.
— Нет тебе роздыху, чудо-юдо! По-нашему: бей да руби, себя не береги.
Тут они снова сошлись. Чудо-юдо ударил, вогнал Ивана — коровьего сына по колена в сырую землю, а Иван — коровий сын ударил, снёс ему остальные три головы; туловище разрубил и в речку побросал, а шесть голов сложил под калиновый мост. Сам вернулся в избушку и лёг спать.
Поутру возвращается Иван-царевич.
— Что, брат, не видал ли: кто ходил, кто ездил по калиновому мосту? — спрашивают братья.
— Никто, братцы, не ходил, не ездил. Мимо меня и муха не пролётывала.
На другую ночь пошёл в дозор Иван — девкин сын. Походил, походил, забрался в кусты и заснул.
А Ивану — коровьему сыну не спится, в головах подушечка вертится. Как пошло время за полночь, он обулся, оделся, взял палицу, вышел и стал под калиновый мост.
На реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались, мост загудел — выезжает чудо-юдо змей девятиглавый. У коня дым из ушей валит, из ноздрей пламя пышет. Вдруг конь под ним споткнулся, чёрный ворон на плече встрепенулся, позади хорт ощетинился.
— Что ты, волчья сыть, спотыкаешься? Ты воронье перо, трепещешься? А ты, песья шерсть, ощетинилась? Слышите друга аль недруга?
— Слышим недруга. Не Иван ли здесь — коровий сын?
— Его костей сюда и ворон не занашивал, не только ему самому быть.
Тут Иван — коровий сын выскочил из-под моста:
— Врёшь ты! Я здесь!
Чудо-юдо говорит ему:
— Зачем приехал? Сватать моих сестёр аль дочерей?
— Ох ты, чудо-юдо девятиглавое, в поле съезжаться — роднёй не считаться. Давай биться!
Вот они сошлись, поравнялись, жестоко ударились, кругом земля простонала. Иван — коровий сын размахнулся палицей — три головы чуду-юду, как кочки, снёс; в другой раз размахнулся — ещё три головы снёс. А чудо-юдо ударил — по пояс вогнал его в сырую землю.
Иван — коровий сын захватил земли горсть и бросил ему в очи. Чудо-юдо схватился протирать глазища, Иван — коровий сын сбил ему остальные головы, туловище рассёк на части, покидал в реку Смородину, а девять голов сложил под калиновый мост. Сам пошёл в избушку и лёг спать.
Наутро возвращается Иван — девкин сын.
— Что, брат, не видал ли: кто ходил, кто ездил по калиновому мосту?
— Нет, братцы, мимо меня и муха не пролётывала и комар не пропискивал.
Иван — коровий сын повёл братьев под калиновый мост, показал змеевы головы и давай стыдить:
— Эх вы, богатыри! Где вам воевать — вам дома на печи лежать!
На третью ночь собирается Иван — коровий сын идти на дозор. Воткнул он нож в стену, повесил на него белое полотенце, а под ним на полу миску поставил.
— Я на страшный бой иду. А вы, братья, всю ночь не спите, присматривайте, как будет с полотенца кровь течь: если половина миски набежит — ладно дело, если полная миска набежит — всё ничего, а если через край польется — тогда спешите мне на помощь.
Вот стоит Иван — коровий сын под калиновым мостом; пошло время за полночь. На реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались, мост загудел — выезжает чудо-юдо двенадцатиглавый. У коня его дым из ушей валит, из ноздрей пламя пышет, из-под копыт ископоть по копне летит.
Вдруг конь под ним споткнулся, на плече ворон встрепенулся, позади хорт ощетинился.
— Что ты, волчья сыть, спотыкаешься? Ты воронье перо, трепещешься? А ты, песья шерсть, ощетинилась? Слышите друга аль недруга?
— Слышим недруга: здесь Иван — коровий сын
— Врёшь! Его костей сюда и ворон не занашивал.
— Ах, ты, чудо-юдо двенадцатиглавое! — Иван — коровий сын отозвался, из-под моста выскочил. — Ворон моих костей не занашивал, я сам здесь погуливаю.
— Зачем пришёл?
— Пришёл на тебя, нечистая сила, поглядеть, твоей крепости испробовать.
— Так ты моих братьев убил? И меня думаешь победить? Я дуну — от тебя и праху не останется.
— Я пришёл с тобой не сказки сказывать, давай биться насмерть!
Иван — коровий сын размахнулся палицей, сбил чуду-юду три головы. Чудо-юдо подхватил эти головы, чиркнул по ним огненным пальцем — головы приросли, будто и с плеч не падали. Да в свой черёд ударил Ивана — коровьего сына и вбил его по колена в сырую землю.
Тут ему плохо пришлось.
— Стой, нечистая сила, дай мне роздыху!
Чудо-юдо дал ему роздыху. Иван — коровий сын снял правую рукавицу и кинул в избушку. Рукавица двери-окна вышибла, а братья его спят, ничего не слышат.
Иван — коровий сын размахнулся в другой раз, сильнее прежнего, снёс чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем — и опять все головы на местах, ударил в свой черёд и вбил Ивана — коровьего сына по пояс в сырую землю.
— Стой, нечистая сила, дай мне роздыху!
Иван — коровий сын снял левую рукавицу и кинул — рукавица крышу у избушки снесла, а братья его спят, ничего не слышат.
Размахнулся он палицей в третий раз, ещё сильнее того, и сбил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем — головы опять приросли; а Ивана — коровьего сына вбил на этот раз по плечи в сырую землю.
— Стой, нечистая сила, дай мне третий раз роздыху!
Снял Иван — коровий сын шапку и кинул в избушку, от того удара избушка развалилась, вся по брёвнам раскатилась.
Тут братья проснулись, глянули — всё полотенце в крови, из миски кровь через край льется.
Испугались они, палицы взяли, поспешили на помощь старшему брату. А он тем временем приловчился и отсёк чуду-юду огненный палец. Да вместе с братьями давай сбивать ему головы… Бились они день до вечера и одолели чудо-юдо змея двенадцатиглавого, посшибали ему головы все до единой, туловище на части разрубили, побросали в реку Смородину. Утром ранёшенько братья оседлали коней и поехали в путь-дорогу. Вдруг Иван — коровий сын говорит:
— Стой, рукавицы забыл! Поезжайте, братья, шажком, я вас скоро догоню.
Он отъехал от них, слез с коня, пустил его в зелёные луга, сам обернулся воробушком и полетел через калиновый мост, через реку Смородину к белокаменным палатам, сел у открытого окошка и слушает.
А в палатах белокаменных сидела старая змеиха и три её снохи, чудо-юдовы жены, и говорили между собой, как бы им злодея Ивана — коровьего сына с братьями погубить.
— Я напущу на них голод, — младшая сноха говорит, — а сама обернусь яблоней с наливными яблоками. Они съедят по яблочку — их на части разорвёт.
Средняя сноха говорит:
— Я напущу на них жажду, сама обернусь колодцем — пусть попробуют из меня выпить.
А старшая сноха:
— Я напущу на них сон, сама перекинусь мягкой постелью. Кто на меня ляжет — огнём сгорит.
А старая змеиха, чудо-юдова мать говорит:
— Я обернусь свиньёй, разину пасть от земли до неба, всех троих сожру.
— Видите, братья, какая это яблоня!
Иван — коровий сын выслушал эти речи, полетел назад в зелёные луга, ударился об землю и стал по-прежнему добрым молодцем. Догнал братьев, и едут они дальше путём-дорогой. Ехали долго ли, коротко ли, стал их мучить голод, а есть нечего. Глядят, у дороги стоит яблоня, на ветвях — наливные яблоки. Иван-царевич, и Иван — девкин сын пустились было яблоки рвать, а Иван — коровий сын вперёд их заскакал и давай рубить яблоню крест-накрест, из неё только кровь брызжет.
Едут они дальше по степям, по лугам, а день всё жарче, терпения нет. Стала их мучить жажда. Вдруг видят — колодец, холодный ключ. Младшие братья кинулись к нему, а Иван — коровий сын вперёд их соскочил с коня и давай этот колодец рубить, только кровь брызжет.
— Видите, братья, какой это колодец!
Вдруг день затуманился, жара спала, и пить не хочется. Поехали они дальше путём-дорогой. Настигает их тёмная ночь, стал их одолевать сон — мочи нет. Видят они — избёнка, свет в окошке, в избёнке стоит тесовая кровать, пуховая постель.
— Иван — коровий сын, давай здесь заночуем.
Он выскочил вперёд братьев и давай рубить кровать вдоль и поперёк, только кровь брызжет.
— Видите, братья, какая это пуховая постель!
Тут у них и сон прошёл. Едут они дальше путём-дорогой и слышат — за ними погоня: летит старая змеиха, разинула рот от земли до неба. Иван — коровий сын видит, что им коротко приходится. Как спастись? И бросил он ей в пасть три пуда соли. Змеиха сожрала, пить захотела и побежала к синему морю.
Покуда она пила, братья далеко уехали; змеиха напилась и опять кинулась за ними. Они припустили коней и наезжают в лесу на кузницу. Иван — коровий сын с братьями зашёл туда.
— Кузнецы, кузнецы, скуйте двенадцать прутьев железных да накалите клещи докрасна. Прибежит большая свинья и скажет: «Отдайте виноватого». А вы ей говорите: «Пролижи языком двенадцать железных дверей да бери сама».
Вдруг прибегает старая змеиха, обернулась большой свиньей и кричит:
— Кузнецы, кузнецы, Отдайте виноватого!
Кузнецы ей ответили, как научил их Иван — коровий сын:
— Пролижи языком двенадцать железных дверей да бери сама.
Змеиха начала лизать железные двери, пролизала все двенадцать дверей, язык просунула. Иван — коровий сын ухватил её калёными щипцами за язык, а братья начали бить её железными прутьями, пробили шкуру до костей. Убили змеиху, сожгли и пепел по ветру развеяли.
И поехали Иван — коровий сын, Иван — девкин сын и Иван-царевич домой.
Стали жить да поживать, гулять да пировать. На том пиру и я был, мёд-пиво пил, по усам текло, в рот не попало. Тут меня угощали: отняли лоханку от быка да налили молока. Я не пил, не ел, вздумал упираться, стали со мной драться. Я надел колпак, стали в шею толкать…
Источник: В обработке А.Н. Толстого;
Остальное: Михаил Владимирович Толстиков
Жили-были дедушка да бабушка. Была у них внучка Танюшка. Сидели они как-то раз у своего дома, а мимо пастух стадо коров гонит. Коровы всякие: и рыжие, и пёстрые, и чёрные, и белые. А с одной коровой рядом бежал бычок — чёрненький, маленький. Где припрыгнет, где прискачет.Очень хороший бычок. Танюшка и говорит:
— Вот бы нам такого телёночка.
Дедушка думал — думал и придумал: достану для Танюшки телёночка. А где достанет — не сказал.
Вот настала ночь. Бабка легла спать, Танюшка легла спать, кошка легла спать, собака легла спать, куры легли спать, только дедушка не лёг.Собрался потихоньку, пошёл в лес. Пришёл в лес, наковырял с ёлок смолы, набрал полное ведро и вернулся домой.
Бабка спит, Танюшка спит, кошка спит, собака спит, куры тоже уснули, один дедушка не спит — телёночка делает. Взял он соломы, сделал из соломы бычка. Взял четыре палки, сделал ноги. Потом приделал голову, рожки, а потом всего смолой вымазал, и вышел у дедушки смоляной бычок, чёрный бочок. Посмотрел дедушка на бычка — хороший бычок. Только чего-то у него не хватает. Чего же у него не хватает? Стал дедушка рассматривать — рожки есть, ножки есть, а вот хвоста-то нет! Взял дедушка и приладил хвост. И только успел хвост приладить — глянь! — смоляной бычок сам в сарай побежал.
Встали утром Танюшка с бабушкой, вышли во двор, а по двору гуляет смоляной бычок, чёрный бочок.
Обрадовалась Танюшка, нарвала травы, стала смоляного бычка кормить. А потом повела бычка пасти. Пригнала на крутой бережок, на зелёный лужок, за верёвочку привязала, а сама домой пошла.
А бычок траву ест, хвостиком помахивает.
Вот выходит из лесу Мишка-медведь. Стоит бычок к лесу задом, не шелохнется, только шкурка на солнышке блестит.
«Ишь, жирный какой, — думает Мишка-медведь, — съем бычка».
Вот медведь бочком, бочком к бычку подобрался, схватил бычка… да и прилип.
А бычок хвостиком взмахнул и пошёл домой. «Топ-топ, топ-топ…»
Испугался медведь и просит:
-Смоляной бычок, соломенный бочок, отпусти меня в лес.
А бычок шагает, медведя за собой тащит. А на крылечке и дедушка, и бабушка, и Танюшка сидят, бычка встречают. Смотрят — а он медведя привёл.
— Вот так бычок! — говорит дедушка. — Смотри, какого здоровенного медведя привёл. Сошью теперь себе медвежью шубу.
Испугался медведь и просит:
— Дедушка, бабушка, внучка Танюшка, не губите меня, отпустите меня, я вам за это из лесу меду принесу.
Отлепил дедушка медвежью лапу от бычковой спины. Бросился медведь в лес. Только его и видели. Вот на другой день Танюшка опять погнала бычка пастись. Бычок траву ест, хвостиком помахивает. Вот приходит из лесу волчище — серый хвостище. Кругом осмотрелся — увидал бычка.
Подкрался волк, зубами щёлк, да и вцепился бычку в бок, вцепился да и завяз в смоле. Волк туда, волк сюда, волк и так и этак. Не вырваться серому. Вот и стал он просить бычка: Быченька-бычок, смоляной бочок! Отпусти меня в лес.
А бычок будто не слышит, повернулся и идет домой. «Топ-топ, топ-топ…!» — и пришёл.
Увидел старик волка и говорит:
— Эй! Вот кого сегодня бычок привел! Будет у меня волчья шуба.
Испугался волк.
— Ой, старичок, отпусти меня в лес, я тебе за это мешок орехов принесу. Освободил дедушка волка — только того и видели. И на завтра бычок пошел пастись. Ходит по лужку, травку ест, хвостиком мух отгоняет. Вдруг выскочил из лесу зайчик-побегайчик. Смотрит на бычка — удивляется: что это за бычок здесь гуляет. Подбежал к нему, тронул лапкой — и прилип.
— Ай, ай, ай! — заплакал зайчик-побегайчик.
А бычок «Топ-топ, топ-топ…!» — привёл его домой.
— Вот молодец, бычок! — говорит дедушка. — Сошью теперь Танюшке рукавчики заячьи.
А заинька просит:
— Отпустите меня. Я вам капустки принесу да ленточку красную для Танюшки. Высвободил старик зайчишкину лапку. Ускакал заинька. Вот под вечер сели дедушка, да бабушка, да внучка Танюшка на крылечке — глядят: бежит медведь к нам на двор, несёт целый улей меду — вот вам! Не успели мед взять, как бежит серый волк, несёт мешок орехов — пожалуйста! Не успели орехи взять, как бежит заинька — кочан капусты несёт, да ленточку красную для Танюшки – возьмите скорее! Никто не обманул.
Источник: Русские народные сказки
